Прозябающий ветер сугробам почёсывал спинки.
Снег пыхтел и урчал, как сибирский рассерженный кот.
Мы спешили в Москву, но застряли на станции в Химках:
На пятнадцать минут МПС задержал "самолёт".

Мы с высоких платформ на холодные рельсы взирали,
дожидаясь команды и вспышки сигнальных огней…
Сумасшедший старик за оградой спешил к магистрали,
развлекая народ болтовнёй неразумной своей.

Он повесил на палку сучкастую клок целлофана.
Воздымая своё самопальное знаменце ввысь
Он кричал: Не робейте, вставайте со мною под знамя!
За победу не жаль положить свою скромную жизнь!

Он вопил: Москвичи, покажите бесстыдному фрицу
Где зимует треска. И по чем нашей землюшки горсть.
Что стоите, как пни?! Тыловые позорные крысы?!
Или вам не в пример наш Чапаев, Будённый и Щорс?

Он стонал и рыдал: под Смоленском сожженная хата,
уведённая в плен молодая красавица дочь,
сын, убитый в бою… Пусть за это подлюки заплатят!
Что стоите как пни? Вы должны мне ребята помочь!!!

Отводили глаза. Доставали цигарки и спички.
Притворялись слепыми, тревожную совесть глуша…
Кто-то громко сказал: Посмотрите, идёт электричка!
И народ приготовился прочь с поля боя бежать.

В кошельках и карманах замёрзшими пальцами роясь
мы поспешно искали свои проездные… А он…
Ненавидящим взглядом смотрел на рокочущий поезд
и на наш, не вступающий с немцами в бой батальон.

Он метнулся под танк… И взорвал равнодушье людское,
предоставив живым доказательства страшной вины:
целлофановый флаг, нескончаемый бой под Москвою,
неприкрытый позор изменившей солдату страны.


(май 2006)